Разум и чувство - Карина Василь

По прибытии его ожидала встревоженная прислуга, бестолково метавшаяся по дому, и относительно чисто отмытый молодой мистер Сворд, избавившийся от своего пикантного запаха помоек и подворотен. Оценив его присутствие и некий беспорядок в одежде после ванны, а также суету прислуги, мистер Клейсорн без лишних слов поднялся наверх. Там он нашёл баронета в прострации, но уже пришедшего в себя. Проделав обычные врачебные манипуляции и влив в больного невкусную микстуру, он потребовал встречи с молодым господином в соседней комнате. Но баронет, обретя себя и отчасти свою прежнюю энергию, потребовал, чтобы упомянутая встреча была в его присутствии. На что столь же энергично возражал врач. Конец спорам положил сам Ричард, просунув голову в дверь отцовской спальни. Заметив его, баронет откинул одеяло и хотел уже кинуться к нему с себе самому неясными чувствами. Однако твёрдая рука мистера Клейсорна удержала его. Вздохнув, он кивнул Ричарду, и тот приблизился к кровати отца. Отец тут же вцепился в него и разразился слезами на его груди. Однако через несколько минут он оттолкнул сына и сурово, как некогда, вопросил того, какого чёрта Ричард пропал, к каким чертям и за каким чёртом так вырядился, когда вернулся. Ричард улыбнулся и сел к отцу на кровать. Врач бдительно следил за состоянием баронета с другой стороны. Покаянно склонившись, но плохо скрывая лукавство, Ричард сказал, как он был обижен словами отца о лишении его наследства, что своим существованием без него, наследства, хотел показать отцу, как тот неправ и к чему всё может привести. Он рассказывал о том, как пытался жить в Лондоне, переходя из респектабельных квартир в менее приличные, пока не оказался перед выбором находиться в обычном притоне, как со всяким сбродом плавал на корабле во Францию, как какое-то время жил в одном католическом монастыре Бретани в качестве подсобного рабочего, которого осаждали скучавшие без мужского общества монахини, как прибился к бродячей труппе и не слишком удачно пробовал себя на подмостках. Его ироничный рассказ о своих похождениях он подытожил выводом, что он, Ричард Сворд, без наследства прожить сможет. Однако вести образ жизни джентльмена – вряд ли. И, если бы не известие о плохом самочувствии отца, он не вернулся бы в отчий дом, поскольку титул ему был без надобности, великосветское общество стало утомлять своим лицемерием, однообразием и легковесностью, а окружающая жизнь, оказывается, может быть так разнообразна и интересна. Баронет, слушая рассказ о его похождениях, то хмурился, то невольно улыбался, то возмущённо вскрикивал. Врач наблюдавший за ним с другой стороны кровати, дивился, с какой скоростью его недавно умиравший пациент отказался от этой мысли и обретает прежние силы.

Закончилось всё это тягостным молчанием. Гнетущая тишина, казалось, давила на обоих – отца и сына. Прервали её они оба одновременно – отец торжественно обещал не влезать больше в дела сына и только просил его больше не устраивать подобных эскапад, а сын, в свою очередь, торжественно обещал изменить свой образ жизни насколько получится и просил отца не умирать ещё долгое время. Окончание сцены ознаменовалось припадением мистера Ричарда к ногам отца с мольбой о прощении и повторением его обещания об изменении образа жизни. Выздоровевший вдруг отец, в свою очередь, поднял сына от своих ног, прижал к груди и повторил своё обещание. Кульминацией были реки слёз, пролитых обоими Свордами, за которыми наблюдали в умилении и благоговении слуги в дверях. Мистер Клейсорн решительно пресёк затянувшийся спектакль и, выставив слуг, приказал сэру Сворду лечь в постель, предварительно дав выпить ещё одну невкусную микстуру, а мистеру Сворду срочно вкусить что-нибудь съедобного с большой порцией бренди. Поочередно шмыгая носами, отец и сын нехотя выполнили указания врача. Тот дождался ухода из спальни сына, ровного и спокойного дыхания отца, заснувшего после лошадиной дозы успокоительного, и тоже стал собираться. В столовой он был насильно усажен за стол и напоён рюмкой того, что предписывал Ричарду сам. Отказавшись от чрезвычайно позднего ужина и дав себя уговорить только на рюмку бренди с сигарой, он просветил утолявшего голод мистера Сворда о том, что происходило здесь все полгода его отсутствия. Ричарда весьма позабавили умозаключения бездельников света о нём и удивили проклятия его отца по адресу мисс Баттон, о которой он сам давным-давно забыл. Он между делом поинтересовался, как поживает чудаковатое семейство. Мистер Клейсорн, однако, смог его просветить только о благотворительной деятельности Джулии, которая, находясь в Лондоне, не взяла в привычку ездить на балы и в театры, а посещала приюты и больницы, предлагая где деньги, где свою помощь. Забывшийся врач с восторгом рассказывал своему удивлённому собеседнику об успехах девушки в роли медсестры, а так же её грамотном финансовом руководстве упомянутым приютом. Опомнившись, он безразлично поведал о фуроре Милисент в обществе, о многочисленных интрижках миссис Баттон, о победах среди матрон и их дочек Артура, о том, как изумительно был отделан городской дом этого семейства, благодаря вкусу миссис, и каким успехом и большой ценностью пользовались борзые и гончие из псарни мистера Баттона. Ричард задумчиво жевал холодное мясо. Он ведь просто так спросил о мисс Баттон. И то потому, что его отец её почему-то клял, на чём свет стоит. Глядя на зардевшееся лицо врача, Ричарду пришла в голову мысль, не являются ли горячие похвалы того ей чем-то большим, чем признательность врача медсестре за её хорошую работу. Он был недалёк от истины, поскольку серьёзность, исполнительность, ум и такт мисс Баттон затронули в сердце врача некие струны. И он, мистер Клейсорн, возможно, со временем предложил бы мисс Баттон стать его женой, если бы сам уже не был давно и безнадёжно женат на некоей особе, очаровательной и милой в юности, ставшей по прошествии времени несколько бесцеремонной и требовательной. Дети, коими чета Клейсорн успела обзавестись, так же не доставляли врачу особой радости, копируя поведение и манеры, взгляды и суждения маменьки. Поэтому едва заметная печаль, набегавшая на лицо врача, приводила в недоумение Ричарда, не увидевшего в мисс Баттон ничего, что могло бы, по его мнению, эту печаль вызвать. Разговор постепенно иссякал, паузы становились всё длиннее, фразы отрывочнее и короче. И когда Ричард закончил терзать кусок холодного мяса, врач поднялся, чтобы откланяться. Заверив, что он придёт завтра посмотреть состояние своего пациента, он ушёл. Ричард, закончив ужин, махнул рукой на дилемму – бриться ли сейчас или утром, и отправился в свою прежнюю комнату. Найдя своего камердинера дремавшим на стуле, он разделся сам и мгновенно заснул. Взбудораженный его явлением дом, постепенно заснул тоже.

Глава 5

Сама мисс Джулия Баттон пребывала в блаженном неведении относительно недовольства сэра Сворда тем, что не смог сделать с помощью её посредства своего сына добропорядочным молодым человеком, платонических чувств мистера Клейсорна и равнодушия мистера Сворда. Находясь в Лондоне, она бы с большим удовольствием посещала театры, поскольку не видела ничего плохого в том, чтобы посмотреть на сцене то, о чем читала в книгах. Однако общество матери и сестры, а также небрежные сопровождения брата, приходившего в театр только для того, чтобы, обозревая ложи, найти себе очередную матрону, могущую поспособствовать ему материально, лишали её удовольствия. Она хотела в театре смотреть пьесу, а не демонстрировать себя, свои меха и драгоценности. Она хотела наслаждаться игрой актёров, а не заводить новые знакомства или слушать бесконечные сплетни, обсуждения внешностей или лицемерных пожеланий. Однако свет, казалось, выбрал благопристойный предлог для своего времяпровождения. Да и сами актёры, привыкшие, что они только шумовой фон или визуальная отговорка, играли не слишком вдохновенно и правдоподобно. Потому разочарованная девушка каждый раз изобретала новые предлоги, чтобы не участвовать в семейных походах в театр. Отец прекрасно её понимал и не настаивал. Хотя он бы с большей радостью обсудил в ложе с Джулией пьесу, чем служил бы носильщиком ридикюлей или вееров жены и младшей дочери. Матушка несколько раз настойчиво зазывала её, но потом перестала прилагать усилия, «потакать капризам», как она говорила. «Если эта упрямица не хочет, я её упрашивать не буду. Её удел остаться старой девой. Ну и пусть. В конце концов, не могу же я заставить её веселиться и радоваться жизни? Или быть счастливой! Да и как она сможет найти себе мужа, если будет хоронить себя среди всякого немощного сброда и клистирных трубок! Это просто позор для девушки её положения! Ни один нормальный муж не потерпит подобного поведения! И так ей и надо!» – разглагольствовала миссис Баттон, собираясь на очередной спектакль или приём. Джулия же была благодарна, что её оставили в покое. Она более рьяно стала посещать конторы нотариусов, коммерсантов, инженеров, биржи и бухгалтерии, расширяя свои познания и приобретая навыки, которые, как она полагала, могут со временем ей пригодиться. Она интересовалась содержанием рабочих на предприятиях, в которые она вкладывала деньги с согласия отца, их медицинским обеспечением, зачастую заступая на место санитарок, поскольку не видела ничего предосудительного в том, чтобы перевязать кровоточащую рану или зашить рваный порез. Именно в эти моменты она и пересеклась с мистером Клейсорном, заслужив его признательность и уважение. Углубляясь в дела отца, она зачастую понимала лучше него, как вести дела с арендаторами, поставщиками, клиентами и потенциальными инвесторами, меценатами и спонсорами. Обнаружив в поместье отца залежи сукновальной глины, она уговорила его заняться их разработкой. Ошарашенный отец долго пытался вникнуть в технические термины, экономические процессы и юридические фразы. Однако вскоре сдался, признав своё поражение в непонятных ему терминах и действиях. Его непомерно удивило, что его странная дочь как будто не испытывала затруднений при общении с механиками, строителями, мелиораторами, гидравликами, бухгалтерами, брокерами и поверенными. Она свободно сыпала юридическими формулировками с юристами, серьёзно кивала головой на разглагольствования механика, спорила со строителями и инженерами на каком-то совершенно непонятном мистеру Баттону языке. Разъезжая с дочерью, он испытывал адовы муки, предаваясь скуке. Но без него, вернее, его присутствия, его дочь не воспринимали как самостоятельную умную личность. Когда она приезжала одна и просила исправить какую-либо вопиющую глупость, её попросту не слушали, отмахиваясь от «глупостей недалёкой женщины, которая ничего не понимает в мужской работе». Вынужденная терпеть такое отношение, она лишь крепко сжимала губы и ехала обратно отрывать своего отца от созерцания очередного приплода его очередного четвероногого приобретения. Однажды Джулия предложила разводить собак на продажу или вывести новую породу, чтобы страсть отца приносила доход, потому что в ином случае она, страсть, не редко пробивала брешь в бюджете семьи. Однако, подхватив одного из очередных недавно рождённых щенков и прижав его к груди, как будто дочь его сию минуту продаст, он умоляюще принялся просить девушку, чтобы она выбросила эту идею из головы.